Мы тут недавно собирались в отпуск.

Я поняла что когда пакуешь себя и семимесячного ребёнка, то сразу же  после сборов надо бросать всё и ехать на йога-ретрит в Индию недели на четыре и только потом уже в сам отпуск. Дело в том, что прошедший месяц мы провели без няни и все бы ничего, если бы не тонна свалившейся на меня работы. Это круто, конечно, выглядит в инстаграме –  брать ребенка с собой на встречи, изображать супермать и ваять презентации по ночам, но на деле совершенно не здорово и по большому счету просто неумно.  Так что я  к моменту отъезда  находилась в легком истерическом трансе.

Сборы – это какой-то просто какой-то нереальный квест. Сначала, как нормальная мать ты мысленно перечисляешь, что нужно взять с собой для ребенка. Но список-то нужно апгрейдить примерно каждую неделю. А я взяла и загрузила в голову старую версию марта 2016 года. Машинально беру так пакую те же летние вещи что брала в Ниццу три месяца назад. Не спрашивайте, где был мой мозг, он, как говорилось в книжке из предыдущего поста, уже год как в федеральном розыске и даже открыток не шлет, такой засранец.

И меня не смущает,  что из каких-то вещей Коринн давно выросла, что теперь надо брать с собой всякие кашки и перемолотые прости господи соцветия броколли (на вкус- вареная бумага), что ей нравятся определенного типа бутылочки и уже появились любимые игрушки… Наконец до меня доходит, что хорошо бы соотнести габариты собственного ребенка с размерами одежды.  Судорожно нахлобучиваю панамку ей на голову и оцениваю масштаб трагедии. Коринн уже начинает догадываться что с такими сомнительными родственниками легкой жизни ей не видать и презрительно смотрит на меня, наморщив нос. В слишком маленькой сдвинутой на затылок белой тиаре она похожа на сердитого папу Римского ростом семьдесят один сантиметр.  Пытаюсь донести до нее, что матерей не выбирают и альтернативы не предвидится,  надо брать что есть. Ребенок судя по лицу, в шоке.

Появляется Адри и строго допрашивает меня, упакован ли подаренный им купальник. То самое чувство, когда у твоего грудничка есть бикини Tommy Hilfiger, а  себе ты торопливо стираешь и сушишь на батарее прошлогоднюю беременную футболку. Потом идешь в  магазин и небрежно роняешь через плечо: “Нам верх мал, дайте нам лифчик на 10 месяцев”.

“Шхат, –  Адри снова материализуется из ниоткуда – веет яй мишхин ваар зяйн май витте спяйкебрюк?” В переводе с тарабарского – дорогая, а где  мои летние белые джинсы?

Я молчу и загадочно улыбаюсь. Мама всегда говорила мне, что в женщине должна быть некая недосказанность. Никогда не звони первой. Не демонстрируй любимому маску из голубой глины у себя на лице и попе. Не сознавайся мужу, что его любимые белые брюки уже два часа как яростно вращаются в стирке вместе с цветными обкаканными ползунками. За час до отъезда.

Выезжать нам через час, а  мне ещё нужно успеть принять душ,  нарисовать на своем лице сверху новое уже  человеческое лицо, собрать свои вещи, уложить Коринн спать. Покормить через зонд  Джино, который, как всегда перед нашим отъездом устроил сухую голодовку. Проверить, жива ли  еще наша собачья старушка Стива. Разбудить дочку, поменять памперс, ещё раз поменять, потом плюнуть на все и украдкой помыть ребенка целиком в кухонной раковине. Затем убедиться что муж ещё не сбежал от меня к флегматичной бездетной Лоннеке из массажного салона.

Пока я мечусь по дому, в сад забредает…  курица. Не спрашивайте. Породы “соседский каркающий урод”. Это такой универсальный подвид, среди людей тоже встречается.  Разведчик из стана врага! Куриного Штирлица надо поймать и выкинуть к чертям собачьим. Если Джино неожиданно выйдет из депрессии и увидит ее, то вполне может куру поймать и сожрать. Тогда мы точно не уедем, потому что во-первых, соседка отсудит у нас за павшего в бою урода дом или почку, не меньше. Во-вторых, нежная пищеварительная система Джино такую подставу никому не простит.   Однажды я накормила его остатками цыпленка с приправами, и о том, что случилось потом, в приличном обществе лучше не рассказывать.  Поэтому я зубами хватаю сдержанно рыдающего Джино и руками кричу мужу чтобы пришел и спас нас всех. Тот уже бегает по саду и почему-то шепотом орет на курицу “Сидеть!”. Коринн же,  вмонтированная в свое автокресло, яростно стаскивает с головы тиару, швыряет оземь и автоматически запускает функцию “разогрев”.  Она занимает около трех минут и предваряет основную программу  “сопли, вой и ор”.

Наконец, курица выдворена из сада, все погружены в машину. Мы выдвигаемся во французскую деревушку Виттель. По дороге я шумно радуюсь, что мы выбрали отель, в котором есть такая дополнительная услуга, как ясли. Я мечтаю. Видения мои смутны и беспорядочны. В них мелькает пина колада, массаж шиацу и сидение на траве с книжкой и чашкой кофе.  Может даже занятия йогой или ужин вдвоем. Честное слово, мне не нужно много, полтора -два часа, на себя или на нас! И вот я уже нормальный женский человек, а не панда, расходующая банку тонального крема в день в бесплодных попытках замазать круги под глазами.

Но тут выясняется, что Адри ясли нам не забронировал. “Мы ведь семья, – тихо говорит он и голос его дрожит от слез и гордости, – и я хочу двадцать четыре часа в сутки быть со своим ребенком”. Дальше я впала в состояние аффекта и личной неприязни, потому следующий диалог помню отрывочно.  Воздух вокруг нас бурлил и выплевывал непечатные слова. Но тут, как пишут в романах, случилось непредвиденное.

Наша семимесячная дочь, которая и четких слогов-то еще никаких не выдавала, вдруг посмотрела на меня, потом на Адри и обыденно, как нечто само собой разумеющееся, ясно произнесла: “Ммммм. Ма-ма. Мама.”  И вид у нее такой, как будто она это все месяцами готовила, репетировала и выжидала подходящего момента. Вот как сейчас, например, когда мама  бьет папу по голове стерилизатором  для бутылочек. Насладилась произведенным эффектом, решила, что с нас хватит, отвернулась и скучно уставилась в окно.

Текст опубликован известным детским педиатром доктором Комаровским на его официальном сайте и страничке в Фейсбуке.