Я ужасно рада, что мои соседи – голландцы и что они не понимают по-русски. Я это недавно осознала. Потому что если бы они слышали, как я разговариваю со своими собаками, они бы уже сдали меня в местное спецучреждение с разноцветными стенами. То есть они слышат какие-то странные вопли, но смысла не понимают. Может думают, что это специальный тренинг по совету психолога.  Тут все водят собак к собачьим психологам. Когда у меня плохое настроение и мне кажется, что я вселенский безмозглый урод, а у Гали занят телефон, я прошусь у Адри на прием к такому. Хотя бы к собачьему.  Он в таких случаях тяжело вздыхает, гладит меня по голове и готовит крем-брюле.

Собак у меня три. Стива – огромный бульмастиф, ей тринадцать лет, хотя, говорят,  собаки ее породы живут обычно не дольше десяти. Может, дело в здоровом образе жизни? Во всяком случае, ежи, кроты и мужские носки составляют важную часть ее рациона. Джино и Люка – два брата, полуторогодовалых бордосских дога.  Люка – лидер, упрямый, смелый, открытый и очень ласковый.  Джино – морщинистый тихушник, коварный грызун и ипохондрик.

Получается, что  у меня дома собачий рай. Я начинаю разговаривать  с его обитателями как только приезжаю домой.  «Стивочка! . – ору я, вываливаясь и машины с кучей пакетов, – моя крошечка!». Моя крошечка весом в шестьдесят килограммов тяжело подпрыгивает, мотает плюшевой головой и бормочет что-то типа «баиууууа», наверное это означает привет как дела, или ты овца, дай пожрать, а может,  отвали я опять слопала в саду водяную крысу и носок и запила водой из бассейна.  “Мой сладкий малыш-фуфыш!”,  – надрываюсь я, кидая пакеты на землю, и подходя  к бульмастифу. У нее вообще  много всяких имен – Храбрый Пупусик (после долгой разлуки), Господин Какашкин (в тяжелых случаях) и Товарищ Милиписькин (шофер не виноват, мы ехали в сосиске и врезались в салат).  Она подставляет мне свою шею, потом попу,  ожидая ласки, потом неловко валится на спину  и начинает перекатываться слева направо как неваляшка, дергая лапами и закатывая глаза. Это значит, у нее хорошее общительное настроение.

В это же время в вольере надрываются еще двое. Они вдвоем выкатываются из будки и несутся ко мне, умудряясь по дороге откусить друг другу уши или хвост.  Джино визгливо лает и хрюкает,  а Люка  сопит и молча бросается на кованую ограду, намереваясь, очевидно, пробить ее упрямым лбом и умереть после этого  у меня на руках, преданно глядя в глаза.  «Зайчики! Я по вам скучала! Сколько вы тут накакали!  Какие молодцы! Самые  сладкие мальчики! Джино-каппучино! Люка-хрюка!». Люка от радости начинает икать, эмоционального Джино тошнит на мои новые туфли. Я шумно радуюсь, покинутая  Стива тем временем продолжает валяться на спине,  неистово махать хвостом и выводить новые, уже возмущенные рулады.

Представление  продолжается примерно  десять-пятнадцать минут. Адри, которому выписаны контрмарки в первый ряд,  уже привык, а раньше пугался, убегал в дом и потом долго не открывал мне дверь. Я его еще просила купить мне таксу и шарпея, но он твердо сказал, что  бегающую сосиску и мятое банное полотенце  покупать не станет.  Ему и этого цирка достаточно.